– В разные годы вы дирижировали в Европе «Снегурочку» и «Псковитянку» Римского-Корсакова – в постановке Дмитрия Чернякова в Париже и Дэвида Паунтни в Лондоне, очередь дошла и до «Пиковой дамы» Чайковского, поставленной Андреасом Дрезеном в Земперопере в Дрездене. Вас ценят там как эксперта по русской опере?
Сегодня там не осталось тех, кто его помнит, страна, в которой он выступал, тоже изменилась. Но я здесь чувствую прекрасное отношение ко мне, великолепную атмосферу. Кстати, 12 лет назад в этом же театре я дирижировал с Российским национальным оркестром Вторую Рахманинова, написанную им в Дрездене, и с Вадимом Репиным играл концерт Чайковского.
– Мы живем в свое время, видим то, что видим, читаем новости, поэтому ожидать, что здесь появится постановка «как у Темирканова в Мариинском театре», было бы наивно. В дрезденской премьере это получилось и не вопиюще современно, но и не так исторично, как будто немного вне времени. Но, безусловно, в спектакле есть эпизоды, в которых так или иначе отражены коллизии сегодняшней напряженной повестки.
Настоящий художник ведь не может не откликаться на происходящее, да и публикой некоторые моменты в спектакле не могут восприниматься вне контекста времени. Но помимо нашей напряженной ситуации в самой опере есть немало моментов, связанных с общечеловеческими ценностями, вступающими в острый резонанс с современностью.
– Я убежден, что дирижер с режиссером должны начинать встречаться как можно раньше, хотя бы по скайпу. В свое время, когда я делал «Чародейку» в Вене с Кристофом Лоем, летал обсуждать ее к нему в Мюнхен. Главное – установить первоначальный контакт. Разные случаи бывают, конечно, но когда дирижер приезжает за неделю до премьеры, никого не видев, ни с кем ни о чем не говорив, когда уже все поставлено, вряд ли можно ожидать большого успеха на премьере.
Он, как и многие другие режиссеры в опере, боялся хоровых сцен в силу ряда причин. Во-первых, с хором действительно надо уметь работать, во-вторых, время репетиций строго регламентировано, и нужно быть предельно концентрированным, чтобы добиться желаемого результата. По мелочам мы что-то корректировали, но благодаря контакту было полное взаимопонимание.
Я попросил, чтобы мне отпечатали здесь новую чистую партитуру, потому что моя давняя личная испещрена пометками из разных постановок. Оркестр в Дрездене впервые играет эту оперу, поэтому я часто ловил себя на мысли, что слышу какие-то новые подголоски, иногда очень странные, а иногда очень интересные, на которые в России не обратишь внимания в силу замыленности взгляда.
Вообще признаюсь, «Пиковая» – всегда очень тяжелый спектакль, как бы хорошо ты ее ни знал, он выматывает: настолько опера насыщенная, концентрированная, внутри столько всего происходит, и ты не можешь, как бы ни старался, поберечься. «Пиковая» не такая уж длинная, но иногда проще продирижировать пять часов Вагнера, чем эту оперу Чайковского, о чем смею заявлять с полной уверенностью, потому что дирижировал Вагнера, в том числе «Тристана».
